ВОТ КАК ЭТА СИТУАЦИЯ ВЫГЛЯДЕЛА ГЛАЗАМИ ЭДУАРДА, КОТОРЫЙ, КАК ВСЕГДА, ОЧЕНЬ ХУДОЖЕСТВЕННО ОПИСЫВАЕТ ЕЕ.
ТАК СКАЗАТЬ, ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
ДЕРЖИТЕСЬ. БУДЕТ СТРАШНО!
Что делать, если вы оказались в безнадёжной ситуации? Порадуйтесь тому, что жизнь до сих пор была к вам добра. В случае, если жизнь не была к вам добра - радуйтесь, что скоро вы от неё отделаетесь.
————————————-
Сегодня почему-то сильно волнуемся. Но вида друг-другу не показываем. Знаем: "дадим по газам" - земля останется позади и все земное волнение как рукой снимет.
А перелёт у нас сегодня долгий: нужно будет вылететь из Лаппееранты (Финляндия), пересечь воздушную зону аэропорта Хельсинки, выйти на побережье Балтийского моря, пересечь его в районе Адаманских островов, пройти предельно загруженный аэропорт Стокгольма и приземлиться в международном аэропорту Эребру (Швеция). Почти тысяча километров расстояния .
А тут ещё сильный встречный ветер прямо на запланированной высоте полёта.
Сомнений много: как нас встретят в незнакомых аэропортах? Как поведет себя самолет? Сумеем ли справиться с тем, что сами себе напланировали?
Конечно, Европа - это не Атлантика. Здесь и аэродромов поболее и диспетчерское покрытие есть везде. Но все время не покидает тревожная мысль - мы иностранцы. Везде ли нас примут, как отнесутся, не «отфутболят» ли в какое-нибудь иное место от греха подальше? Европейская толерантность штука тонкая и не всегда предсказуемая, особенно для русского человека. Потому и волнение.
Полдень. Дует сильнейший ветер. Для взлёта это нам только на руку. Взлетать всегда лучше при встречном ветре. А вот потом...
Капитан запустила двигатель, воздушный винт резво закрутился, разрубая воздух с характерным звуком. Диспетчер дал разрешение на вылет. Mooney начал разгон. Закрылки хватанули встречный ветер, капитан аккуратно потянула штурвал на себя. Самолет оторвался от взлетной полосы и устремился вверх, понемногу набирая высоту с каждой секундой.
Сам почти пятичасовой перелёт напоминал американские горки: «Муни», я не вижу Вашу высоту, «Муни» отверните вправо, прямо на Вас идёт пассажирский самолёт; «Муни», из-за плотного трафика мы не можем пропустить Вас на зоной Стокгольма. Будете ее обходить. И так далее.
Наконец на горизонте показался аэропорт Эребру и мы начинаем готовиться к посадке.
Диспетчер ровным спокойным голосом даёт указания: курс, высота, направление захода. Говорит, что в районе аэродрома сильная облачность.
Плавно снижаемся до высоты 4000 футов и попадаем в «молоко», сплошную облачность. Крупные капли дождя на лобовом стекле тут же превращаются в лёд. Знакомая и очень неприятная картина.
Спустя несколько минут, хотя взгляду еще ничего не было заметно, каким-то шестым чувством начали ощущать изменение обстановки. Самолет чуть вздрогнул, нервная дрожь передалась кончикам пальцев , и в гудение мотора вплелась новая, необычная и тревожная нотка.
- Слушай, что за черт? Такого никогда не было!
- Пока не знаю.
Еще через несколько секунд в гул мотора вплетаются едва слышные хлопки. Самолет начинает нервно вздрагивать.
Это уже не турбулентность. Здесь что-то гораздо хуже.
Практически одновременно, торопливо переводим взгляд со счетчика оборотов на показатели температуры и давления масла. Стрелки, до того безмятежно дремавшие у заветных делений, вдруг трепетно шевельнулись, вздрогнули и понемногу расползлись в разные стороны.
Бросаем взгляд на тахометр. Обороты двигателя упали до тысячи пятьсот. Командир максимально двигает вперед сектор газа. Мотор «чихает», вздрагивает, рывком тянет самолет, но слава Богу не замолкает. Скорость не растёт, обороты не увеличиваются.
У нас проблема и похоже очень серьезная.
Лихорадочно пытаемся понять причину. Раз двигатель «чихает» и работает не ритмично ясно, что в него не поступает достаточного количества топлива. Из-за этого мощность мотора упала ниже критического уровня и двигатель просто не может тянуть самолёт.
Смотрим на датчик давления топливного насоса. Его показатели приближается к максимально высокой отметке. Значит насос в порядке, он пытается подавать топливо, а оно в двигатель не поступает.
Но почему?
Засориться карбюратор не мог. Здесь в Европе топливо заливается настоящее, кондиционное.
Сейчас лето. Пусть сырое, холодное, дождливое, но лето. Стоп! Самая вероятная причина - обледенение карбюратора! Страшные последствия сочетания минусовых температур и высокой влажности. Из-за того, что образовавшийся лёд забивает форсунки, топливо перестаёт поступать в двигатель и он останавливается. Попытки завести мотор как правило ни к чему не приводят и трагический финал неизбежен. Именно по такой причине чаще всего и происходят падения маленьких самолетов.
Хорошо если так! А если нет? Но раздумывать некогда.
Докладываемся диспетчеру о проблеме. Говорим, что пока не заявляем аварийную ситуацию, надеемся, что справимся сами.
Сейчас остаётся только ждать. Кажется, что время застыло. В таких условиях секунды – они длинными кажутся.
Самолёт продолжает медленно терять высоту. Страшное это ощущение – понимать и чувствовать неповиновение машины.
Реально видим, что если остановка двигателя все-таки произойдёт, то до аэродрома не дотянем и придётся идти на вынужденную посадку, с самыми непредсказуемыми последствиями. Начинаем выглядывать «подходящий» для аварийной посадки участок, да только что ты увидишь среди лесов и озёр.
Затягиваем максимально привязные ремни, понимаем, что потом можем просто не успеть. Удерживаем самолёт в горизонтальном полёте. Пока это не трудно, он ещё слушается руля высоты. Распределяем обязанности: капитан управляет самолётом и ведет радиообмен, я слежу за двигателем и говорю ей о всех изменениях в показаниях приборов.
Стараемся держась себя в руках. Страх и паника - две разные вещи. Страх - помогает выжить, паника - верная смерть.
Но не все так плохо! Задрожала и поползла вниз стрелка давления топливного насоса. Чуть-чуть увеличились обороты двигателя. Хотя скорость не возрасла и высота не увеличилась, но сам звук мотора стал более ровным. А это значит, что появилась надежда на благополучный исход:
Если будет ...
Если случится ...
Если появиться ...
Если - это хорошее слово. Правда, если это «если» случится.
Ещё через несколько минут двигатель стал постепенно приходить в норму. Самолёт перестал снижаться, увеличилась скорость, все стрелки вернулись в исходное положение.
Докладываем диспетчеру, что проблема ликвидирована и у нас на борту все в порядке. Он никак не реагирует на это и равнодушно отвечает, что в очереди на посадку мы вторые и сначала должны пропустить пассажирский «Боинг».
Все это уже пустяки. Капитан бережно доводит гуденье мотора до той ноты, которая ее успокаивает. Еще через несколько минут совершаем посадку в международном аэропорту Эребру.
Самолет катится по взлётной полосе, «мотор рокочет веселым громом».
Где-то недалеко сверкают молнии, и мне кажется, что их высокое напряжение стекает у меня по позвоночнику и зудит в где-то там в пояснице.
Если бы не холодный пот на лбу, никогда бы не поверил, что было так страшно
