Akeon
On my way to Airliner Career
- Откуда
- Израиль, Хайфа (חיפה)
Вторая Песня Неба.
«…пора бы уж внутренним зреньем и берег слепой различать.
И слушать, скорей по привычке, как гаснут небесные спички,
И думать свое, и молчать.»
Олег Чухонцев.
Утренний полет — это совершенно особое ощущение. Воздух напоен запахом росы, и даже сюда, на высоту трехсот метров, которую я старательно выдерживаю в полете от аэродрома до учебного поля, этот запах долетает в полную, радостную летнюю силу.
Я гляжу на проплывающие ниже меня охапки облаков. Крыло легонько покачивается, я оглядываю пространство вокруг себя, но спокойный полет продолжается. Во мне нарастает тихая радость от того, что я нахожусь тут, в летнем небе, но мне не хочется кричать об этом на весь мир. С удивлением отмечаю в себе, что радость полета нельзя разделить с тем, кто находится вне моего «здесь» и «сейчас».
Крыло уверенно лежит на потоке, но его спокойствие обманчиво: уверенность эта покоится на скорости девяноста километров в час, и если бы я сжимал в руке лепесток, стоило мне раскрыть ладонь — лепесток мгновенно исчез бы, унесенный небом, как будто его и не было вовсе. Эта внезапная мысль обжигает меня глубоким пониманием того, что что наши чувства столь же невесомы, и так же малы, как лепесток в небе. И если в руке есть этот лепесток любви, его надо беречь, согревая теплом ладони, чтобы он не выпал и не потерялся в бесконечности.
Поэтому я теперь не кричу о своих чувствах, а лишь улыбаюсь про себя, и улыбку эту, скрытую забралом шлема, не видит даже ястреб, парящий невдалеке, хотя сейчас он мне ближе, чем все люди планеты.
Вот впереди, по курсу, появляется учебное поле, я вижу в воздухе еще один аппарат — это Костя отрабатывает с учлетом посадки. Скоро я присоединюсь к ним и тоже начну свои упражнения. Время неспешного полета и размышлений подходит к концу, настает время работы. Я позволяю себе еще один глоток утреннего, настоенного на летних травах воздуха, и сосредотачиваюсь, готовясь к первому на сегодня учебному заходу.
«…пора бы уж внутренним зреньем и берег слепой различать.
И слушать, скорей по привычке, как гаснут небесные спички,
И думать свое, и молчать.»
Олег Чухонцев.
Утренний полет — это совершенно особое ощущение. Воздух напоен запахом росы, и даже сюда, на высоту трехсот метров, которую я старательно выдерживаю в полете от аэродрома до учебного поля, этот запах долетает в полную, радостную летнюю силу.
Я гляжу на проплывающие ниже меня охапки облаков. Крыло легонько покачивается, я оглядываю пространство вокруг себя, но спокойный полет продолжается. Во мне нарастает тихая радость от того, что я нахожусь тут, в летнем небе, но мне не хочется кричать об этом на весь мир. С удивлением отмечаю в себе, что радость полета нельзя разделить с тем, кто находится вне моего «здесь» и «сейчас».
Крыло уверенно лежит на потоке, но его спокойствие обманчиво: уверенность эта покоится на скорости девяноста километров в час, и если бы я сжимал в руке лепесток, стоило мне раскрыть ладонь — лепесток мгновенно исчез бы, унесенный небом, как будто его и не было вовсе. Эта внезапная мысль обжигает меня глубоким пониманием того, что что наши чувства столь же невесомы, и так же малы, как лепесток в небе. И если в руке есть этот лепесток любви, его надо беречь, согревая теплом ладони, чтобы он не выпал и не потерялся в бесконечности.
Поэтому я теперь не кричу о своих чувствах, а лишь улыбаюсь про себя, и улыбку эту, скрытую забралом шлема, не видит даже ястреб, парящий невдалеке, хотя сейчас он мне ближе, чем все люди планеты.
Вот впереди, по курсу, появляется учебное поле, я вижу в воздухе еще один аппарат — это Костя отрабатывает с учлетом посадки. Скоро я присоединюсь к ним и тоже начну свои упражнения. Время неспешного полета и размышлений подходит к концу, настает время работы. Я позволяю себе еще один глоток утреннего, настоенного на летних травах воздуха, и сосредотачиваюсь, готовясь к первому на сегодня учебному заходу.
Правильно! Тут тоже плюсик надо нажать?