Светлая грусть

[Sergey 241]

Как прекрасны планера на гриде, выстроившиеся в очередь за счастьем!
Как приятен всплеск адреналина, когда ты не торопясь одеваешь парашют перед вылетом,
устраиваешься поудобнее в кабине, застегиваешь ремни и проверяешь связь.
Даже если это делается не в первый, а в сотый и тысячный раз все равно сердце ускоряет свой ритм,
внутри появляется приятное беспокойство и волнение.
​

Я еду. Еду в машине. И еду я не куда-нибудь, а откуда-то. Я еду с аэродрома. Я покидаю место притяжения и положительных эмоций. Место где гнездится и летает наша стая, к которому стремился и приезжал весь лётный сезон. Оно как аномальная зона где свершается единственное и самое главное желание летать. К нему привыкаешь, привязываешься и становишься сильно зависимым. Поэтому аэродром является точкой отсчета. Либо ты приближаешься к нему, либо удаляешься. Сейчас я от него удаляюсь. Этот путь в сотню с небольшим километров, до моего дома бывает разным, но как правило неспешным и задумчивым. Размышления роятся в голове. Они касаются конечно же моих полетов, полетов моих друзей и вообще всего того, что творилось на аэродроме в прошедшем сезоне. В выходные или будни, а в этом году и дни самоизоляции.

В разное время воспоминания разные. В начале планерного сезона это приятные и восторженные мысли. Ведь как летали! Кромка высоченная, до 3 километров, ослепительно белые облака уходят своими вершинами почти в стратосферу, потоки стремительные, скорости высокие и все достижимо. Ведь это май! Возрождение природы после зимней ледяной скованности, буйство атмосферы, неотвратимое наступление лета. Зелень листьев, вырвавшихся на волю из набухших почек. Каждый новый день, превращает деревья и кустарник в изумрудные джунгли. Небо приобретает все более глубокий голубой цвет. Прилетели птицы. На поле рядом с аэродромом важно расхаживают аисты, а над ними, расправив крылья набирают высоту в приземных потоках одиночки орлы. Поздняя весна – самое любимое всеми планеристами время года. Время нерастраченной энергии, мощных потоков, наполеоновских планов и прекрасной парящей погоды. Впереди только лето и полеты, полеты, полеты. Азартные гонки для особо буйных и неспешные воздушные прогулки в полной гармонии с бесконечностью шестого океана для тех, кто уже везде успел, не хочет торопиться, и желает посмотреть на весь этот мир с высоты птичьего полета. Первые робкие пробы сил и буря эмоций у начинающих осваивать искусство летания без мотора и конечно же шок и трепет тех, кто отправляется в первый самостоятельный. Это конец мая…

А сейчас начало сентября, начало осени. На мокром асфальте загородной дороги то там, то здесь уже прилипли первые желтые листья – предвестники, вступающего в свои права холодного периода года. Лужи с шипением разлетаются грязными брызгами под колесами автомобиля. На лобовом стекле множатся капли противного, мелкого дождичка и объединяясь в ручейки, вопреки силе тяжести текут вверх. Эти капельки, как слезы облаков, убивающихся над своим великим горем, которое наступает каждый год. Им предстоит на долгих полгода сменить свой белый и пушистый летний наряд на серую осенне-зимнюю паранджу, переименоваться в тучи и спуститься с голубого неба почти до самой земли. Небоскребы Питера, шпили Петропавловки и Адмиралтейства будут нещадно царапать их, а порывистые ветры с Балтики рвать на части.

Шесть часов вечера. День скоро закончится. Вечерний промозглый мрак не торопясь выползает из всех темных щелей и закоулков. Смеркается.

А начинался сегодняшний день весьма и весьма многообещающе, подтверждая вчерашний оптимистичный прогноз метеорологов. Проснувшись пораньше я первым делом выскочил на балкон, чтоб глянуть в небо. И убедился, что они, т.е. метеорологи не передумали, как это в последнее время частенько бывает и решили-таки включить сегодня хорошую погоду. Над городом на большой высоте еще висело «одеяло» ночных туч, но оно медленно сползало к востоку обнажая прохладную землю и подставляя ее под теплые лучи набирающего силу солнца. Вся западная половина неба быстро наполнялась чистой голубизной, а далеко за Кронштадтом, почти на горизонте, уже стали появляться первые вспышки кучёвки. Причём некоторые из них достаточно высоко выстреливали своими шапками вверх, что тоже внушало оптимизм.

Есть! – вырвалось у меня. Есть кучёвка!

На цыпочках, осторожно, чтоб не дай Бог не разбудить домочадцев я прокрался с балкона в спальню и сходу смахнув что-то с подоконника устремился в гостиную собираться на аэродром. Грохот упавшего «чего-то» все-таки всех разбудил и мне вслед послышалось недовольное бурчание.

Сборы были недолгими. Поездка тоже. По дороге я смог наблюдать постепенное превращение утреннего тумана во что-то лохматое, отдаленно напоминающее кучевые облака и затем с поднятием этих лохматостей повыше состоялось формирование почти полноценной кучевой облачности. Правда достаточно низкая и нечёткая нижняя кромка этих облаков говорила не о самых сильных потоках и даже об их отсутствии, но надежда на лучшее – великая сила. Она может приукрасить любую реальность, даже самую неблагоприятную. Поэтому вперед и только вперед!

Прибыв на аэродром, я обнаружил в ангаре нашего буксировщика Виктора, в авиационно-технической тоске, неспешно ковыряющегося с самолетными железками. Это его любимое состояние и занятие, а ангар скорее всего самое желанное место на земле – храм ремонтно-восстановительной мысли и действа. Все ключи, отвертки и самого замысловатого вида стальные загогулины с прибамбасами, приборы, трубки и другие приспособы хранятся в строгом, только ему одному понятном порядке, иногда напоминающем первобытный хаос, но в идеальном рабочем состоянии. У стены стоит прекрасно окрашенный фюзеляж его очередного пациента – Як-12, которого Виктор постепенно выводит из состояния ржавой комы и вдыхает в него новую жизнь.

Ну что Витя, летаем сегодня? – спросил я.

Сколько вас? – пробурчал он себе под нос .

Трое – сказал я минимально допустимое количество.

После небольшой паузы, во время которой Виктор прикидывал сможет ли он от нас отмахнуться или придется все же согласится на буксировку он оценил решительный настрой этих троих пернатых и понял, что его планы полностью отдаться работе летят вверх тормашками и таскать планера все же придется.

Выкатывайте самолет – нехотя согласился буксировщик.

Вскоре самолет уже стоял на площадке перед ангаром, ожидая заправки и предполетного осмотра, а мы готовили свои планера к вылету.

Все шло своим чередом, за исключением погоды. Несильный ветер дул по полосе, солнышко все ближе и ближе поднималось к зениту и все бы ничего да вот не хватало немного мощности нашему сентябрьскому светилу чтобы как следует прогреть землю и вызвать устойчивые восходящие потоки. Облачка никак не хотели подниматься выше и приобретать законченный, четкий вид. Пара орлов настойчиво кружа над лесом изо всех сил пыталась набрать хоть немного высоты. Все их усилия успеха не имели. В итоге терпение у них лопнуло и плюнув на все они пошли по своим делам пешком.

Мы смотрели на все это и с надеждой думали, что вот еще полчасика или часик и все изменится, но время шло, а условия оставляли желать лучшего. Все, что нужно проверять перед вылетом проверено, что не особенно нужно проверять тоже осмотрено, подкручено и установлено. Но на погоду к сожалению, это никак не повлияло. Так и не наладилась. А как хотелось напоследок побаловать себя каким-нибудь ну самым недалеким путешествием к Финскому заливу или Усть-Луге или еще куда-нибудь. Ощутить пусть и слабые, но такие желанные толчки снизу и закрутить спираль в наборе высоты. Добраться до нижней кромки облака и направиться к следующему. Но видать сегодня не судьба. Даже неискушенным безмоторным летунам понятно, что потоков там наверху не будет.

Лететь или не лететь? Вот в чем вопрос. Если не лететь, то оставаться на земле еще на недельку, до следующих выходных, не торопясь зачехлить планер и пришвартовать его на стоянке. А если лететь, то скорее всего «по баллистике» - плавно и неотвратимо снижаясь к земле после отцепки. 20 минут и все… Колесо плавно коснется травы и планер трясясь на неровностях полосы тоже прикатится к стоянке и опять швартовка, чехлы и прочие хлопоты.

Ну а почему бы и нет? Ведь это целых 20 минут вне земли! 20 минут прекрасного, ни с чем не сравнимого чувства полета, превращения в птицу и ощущения расправленных крыльев за спиной. 20 минут в трехмерном мире где действительно есть верх в виде облаков и высокого неба и низ, как глубокая бездна под тобой, как земля в белёсой дымке тумана, плавно проплывающая под планером. Разве можно сравнить это с жизнью на поверхности - простым перемещением по плоскости вперед-назад, в право и в лево? Наверно нет. Это несравнимые вещи. А значит нужно лететь. Почти все из нас не раз и не два попадая в такую ситуацию всегда выбирали лететь, нежели сидеть на земле. Ведь там это вам не тут! Так гласит древняя как мир хохма и все мы с ней согласны, хотя чтобы объяснить это не всегда можем найти нужные слова.

 

[Sergey 241]

Как прекрасны планера на гриде, выстроившиеся в очередь за счастьем! Как приятен всплеск адреналина, когда ты не торопясь одеваешь парашют перед вылетом, устраиваешься поудобнее в кабине, застегиваешь ремни и проверяешь связь. Даже если это делается не в первый, а в сотый и тысячный раз все равно сердце ускоряет свой ритм, внутри появляется приятное беспокойство и волнение. Хотя внешне все выглядит спокойно и весело. Если прибавить к этому щекочущие тебя взгляды не летавших пешеходов и некоторую робость в общении, которую они нередко испытывают, разговаривая с человеком-птицей, то картина приобретает законченный вид. Хотя может это просто мое не в меру разыгравшееся воображение.

Рывок самолета-буксировщика и, как струна натянутый трос выстреливает планер вперёд. Ускорение вдавливает в ложе, а зеленое поле аэродрома несется все быстрее и быстрее навстречу. Земля из последних сил старается удержать тебя, но вот еще пару секунд, еще мгновение и небо привлекает к себе, тряска прекращается, шум уходит - ты в воздухе. Планер послушен ручке, горизонт бывший незыблемой твердью становится плавающим и неустойчивым. Это полет. Полет на планере это такое перемещение разумных белковых тел в воздушном пространстве, которое не предполагает выбросов продуктов горения в атмосферу, но способствует выработке у летающих чрезвычайно сильной зависимости, сродни наркотической. А если часто летать на планере, то это уже диагноз и звучит он как планеризм. Планеризм достаточно хитромудрый способ летать, который требует от человека кроме теоретических знаний и практических навыков управления летательным аппаратом огромного терпения и спокойствия. Представьте себе кота, который часами, замерев у норки мыши терпеливо ожидает её. Примерно также только у компьютера замирают планеристы в ожидании, когда же все-таки линии аэрологической диаграммы сложатся соответствующим образом и возвестят о том, что наконец-то завтра будет парящая погода. Только вот в отличии от кота ждать приходится не часами, а днями.

​

Заботливость не менее важная черта для планериста. Забота о буксировщике его прямая обязанность. В день вылета о буксировщике нужно очень сильно позаботиться. Вовремя его проснуть, проследить чтобы он умылся, оделся, обулся, позавтракал, иногда привести в чувство после вчерашнего и отправить заправлять самолет и готовить его к подъемам. В отличии от остальной летающей братии мы сознательно лишили себя мотора и теперь без «букса» большинству из нас ну просто никак не взлететь. Взлет и посадка тоже не как у людей. Вместо того, чтобы взлетать с устойчивого 3-х точечного шасси и садиться на него мы вынуждены балансировать на одном колесе и причем достаточно уверенно. Не все, кто это видит понимают почему мы не падаем. В полете нам нравиться ходить по краю допустимого и набирать высоту в потоке на скорости близкой к срыву в штопор, а сам срыв для нас обычное явление, как и полет по маршруту без 100 процентной гарантии возврата в точку вылета. Найдем потоки на маршруте – вернемся, не найдем придется искать подходящую площадку и садиться где придется. А полеты в горах, в динамических потоках? Когда самолетчики узнают об этом у них сразу же срабатывает известный уловный рефлекс - поднести указательный палец к виску и покрутить им туда-сюда. Часто можно услышать, что в горы и с мотором сунется не каждый, а без мотора туда могут лезть только сумасшедшие. А набор в одном потоке группой планеров? Например, как на соревнованиях высокого уровня, когда собирается до нескольких десятков парителей. Это вообще взрыв мозга для любого не привыкшего к таким выходкам самолетного руководителя полетов. А тишина и шум ветра в полете? Пилоту самолета такая тишина говорит о том, что произошло самое худшее что может случиться в полете. И предвещает она самые большие неприятности, которые могут с ним случиться.

А все почему? А потому, скажет какой-нибудь ядовитый авиатор, возможно по фамилии Печкин, что денег на бензин жалко! Со стороны оно конечно виднее, но наверно причина все-таки не в этом.

Итак, я еду с аэродрома. В салоне звучит музыка. Сборка самых разных мелодий и песен, которые мне нравятся от классики в современной обработке и рок баллад до простенькой попсы и незатейливых частушек. Как такое может сочетаться? Спросит какой-нибудь ревнитель строгости жанров. А вот может! Что нравится то и слушаю.

В этом сезоне я попробовал летать под музыку и понял, что полет и музыка необычайно хорошо сочетаются. Все знают какой приятной становится дальняя дорога под музыку, но полет становиться не просто приятным, а восхитительным, волнующим и поэтичным. Главное, чтобы музыка была любимая. Шум ветра и переговоры в эфире, звучащие из динамика только добавляют романтики или некоторой брутальности. Все конечно зависит от ситуации.

Крис Ри начал задушевно хрипеть свою «Road to Hell». Сейчас она звучит как гимн предстоящему апокалипсису. Ленивые дворники, уставшие наводить порядок на лобовом стекле только усиливали сходство с клипом, в котором звучит эта песня. Дорога в ад… Да действительно я сейчас не спеша еду по дороге в осенне-зимний ад. Сегодняшний дождик его первая, еще совсем слабенькая весточка. Уже совсем скоро нам предстоит пройти через грустный ритуал разборки планеров и постановки их на хранение. Затем начнутся настоящие осенние обложные дожди, которые сменяться похолоданием, заморозками и первым снегом. Сильные ветра и морозы заставят людей одеть теплую одежду, ютиться в своих жилищах, греться в автомобилях и перебежками передвигаться по улице. Ночная темень значительно потеснит светлый день. Для большинства планеристов начнется великая зимняя ломка и только самые преданные небу и морозоустойчивые особи нашего племени рискнут взлетать с заснеженных аэродромов в период короткого дневного просветления. Остальные будут спасаться в симуляторе Condor, ну а некоторые счастливчики, сопровождаемые завистливыми взглядами и мыслями собратьев, отправятся в южное полушарие, в Африку, где в это время будет лето. Все в этом мире компенсируется чем-нибудь противоположным. Снежная зима в России – жарким летом в ЮАР, удачный и теплый планерный сезон – долгой и суровой зимой.

 

[Sergey 241]

Совсем по-другому воспринимается Крис Ри в воздухе. Это певец невозмутимости, вдохновляющий скрипом своего голоса на борьбу с воздушной стихией, сражение с ветрами, нещадно болтающими планер и стремящимися сбить тебя с курса. В его голосе настойчивость необходимая для противостояния нисходящим потокам, сила воли, терпение и спокойствие уверенного в своих силах человека. Это пригодится, когда несмотря на тающую высоту, необходимо во что бы то ни стало преодолеть атермичный район, найти поток и все-таки набрать высоту необходимую для финишного спурта. Под его музыку особенно удается слалом под облаком меж свисающих с нижней кромки клочьев тумана. Отдав ручку от себя ты идешь на хорошей скорости в мощном восходящем потоке, почти касаясь подошвы облака. Изредка облако-насос пересиливает и тогда белая пелена застилает все вокруг, а земля внизу теряется в дымке. Ручку больше от себя и через мгновенье видимость восстанавливается. Энергичные аккорды усиливают азарт, скорость возрастает, ручку в право и с большим креном обходишь лохмотья, свисающие вниз. Следующие обходишь в глубоком левом вираже и вот уже впереди край облака. Еще немного скорости в разгоне и ручку слегка на себя. Планер уходит вверх, через секунду видимость пропадает. Мы в чреве облака. Скорость постепенно снижается. Я пронзаю эту темную муть и с замиранием сердца жду, что кончиться быстрее скорость или облако. Еще несколько томительных секунд и приходит понимание, что расчет был верен. Вокруг светлеет, планер на остатках скорости вылетает из тумана и зависает в ослепительно-ярком воздушном пейзаже. Облака вспыхивают белым, небо сине-голубым, а земля зелёным. Я торжествую и не менее торжественно слышаться первые аккорды величественной мелодии. Ave Maria звучит в кабине планера делая мир вокруг еще более бесконечным и пронзительно красивым. Абсолютная умиротворенность и спокойствие… Созданная гением Шуберта эта музыка рисует хрупкий и в тоже время необычайно сильный образ Божьей матери. Что может быть беззащитнее женщины с ребенком на руках? И что может быть сильнее новой жизни, которую дарует эта женщина? Эту жизнь невозможно остановить, как невозможно остановить и стремление человека летать. А я ведь один из тех счастливчиков, которые умеют это делать. Я умею летать…
Следующий пункт маршрута – Финский залив. Длинным и широким выступом Балтики врезается он в сушу в том месте где Нева встречается с морем. До берега от нашей «точки» немного, всего 15 – 20 километров и каждый планерист считает своим долгом слетать «к заливу» чтобы полюбоваться его красотами. Blue Eyes - мелодично поет сэр Элтон Джон. Blue Eyes… Эта композиция настолько спокойна и безмятежна, что прекрасно ложится на водную гладь,

безупречно сочетается с бесконечной морской далью. И хотя мне не очень по душе сам исполнитель с его сущностью цвета неба, но ведь как мерзавец жизнь нашу украшает! Как поет душевно. Неторопливо преодолеваю береговую черту и углубляюсь в море. Сегодня южный ветер выстроил длинные гряды облаков далеко уходящие за пределы суши. Под одной из таких гряд я и иду. Высота не падает и остается примерно на 1700 метрах – вполне достаточно для длительной морской прогулки. Солнечные блестки пляшут на невысоких волнах. Впереди трудяга контейнеровоз почти черпая бортами глубоко осел в воду под своим непосильным грузом, за ним элегантный паром Silja Line сверкает надменной белизной и держит путь в Хельсинки. Еле заметны на поверхности маленькие лодочки рыбаков. Закладываю длинный и плавный вираж. Нос планера постепенно разворачивается к западу. Я выбираюсь из-под гряды и солнце заливает своим ярким светом всю кабину. Слева, уже на достаточном удалении виден берег. Все же я далеко ушел от него. Некоторое время я иду параллельно берегу до следующей гряды. Впереди по курсу, на дальнем крае Копорской губы виднеется установленный на высокой скале маяк, еле различимый с такого расстояния. Наверно мигает по ночам. Интересно, а в белые ночи тоже мигает? Ведь его почти не видно. Закладываю еще один неторопливый вираж, встаю под длинную череду облаков и опираясь на их потоки приближаюсь к берегу. Прекрасная получилась прогулка. Воздушная морская прогулка.

 

[Sergey 241]

Я по-прежнему еду с аэродрома и уже проехал почти половину пути. Справа Кронштадт, впереди, за мелководьем Финского залива тонкой песчаной полоской проступает побережье. Пляжи, дюны, сосны. Высотки Сестрорецка, выглядывающие из лесного массива. Пасмурная осенняя погода вносит свои коррективы в этот курортный пейзаж. Пляжи пустынные, вода из темной, сине-зеленой превратилась в какую-то взбаламученную коричневатую жидкость. Подгоняемые ветром по поверхности бегут грязноватые волны с редкими венчиками пены. И тут резким диссонансом зазвучала солнечная детская песенка – «крокодилы-бегемоты, обезьяны-кашалоты». Красная шапочка радостно выдает в эфир развеселые куплеты. Я специально записал эту веселуху когда увидел видеоролик, снятый одним известным планеристом в Альпах. Красивый современный планер парил в горах, а его пилот-инструктор под такой несерьезный аккомпанемент рассказывал «глубокоуважаемым любителям планерного спорта» о чем-то интересном и захватывающем. А еще эта мелодия навеяла мне другие воспоминания…

- Артем!

Ответа нет.

- Артем!!!

Ответа нет.

- Удивительно, куда в такую рань мог деваться этот мальчишка! Артем, где ты?

Ответа нет.

Едва открыв глаза после сна, я осмотрел весь кемпер изнутри. Ничто не говорило о его присутствии. Взяв с тумбочки очки, я водрузил их на кончик носа и еще раз поверх них оглядел помещение, затем поднял на лоб и оглядел все из-под очков. Сорванца нигде не было. Все ясно, без паники сообразил я. Пользуясь тем, что мне нравиться утром подольше поспать он тихонько оделся и скрылся по своим делам. Вот она – новая жизнь в действии.

Артем это мой сын. Четыре с половиной года от роду. Яркое воплощение мощнейшей энергии, не всегда мирного характера, которая не вмещается в его маленький организм. Неисправимый почемучка и неутомимый исследователь всего, что его окружает. Отсюда, как сейчас модно выражаться - многовекторность интересов. Из-за этой самой многовекторности он порой напоминает маленькую элементарную частицу, хаотично мечущуюся в бешенном танце броуновского движения. Ну а как иначе? Ведь всё вокруг так неизвестно и так интересно. Неподдельный интерес у него вызывает аэродром и авиация в частности. Особенно в авиации ему нравится батут позади домиков планеристов, детский городок недалеко от укладочной, с почти всамделишним самолетом и бассейн возле бани. Поэтому, когда папа собирается на аэродром Артем всегда стремится увязаться следом и чтобы его взяли с собой готов на все, даже на то чтобы вести себя хорошо, не шалить и убрать за собой игрушки.

Итак утро. Необходимо позаботится о завтраке, благо при наличии полуфабрикатов и современной кухонной техники это не проблема. Изящным движением достаем из морозилки блинчики с мясом и щедро вытряхиваем их из упаковки на тарелку. Хлопок дверцы микроволновки, скрип поворачиваемого таймера и низкий гул возвещает о том, что процесс приготовления пищи начался.

Отлично! У меня есть три минуты, чтобы найти сына на аэродроме. Я вышел на свет Божий. Солнце уже высоко над горизонтом и нежно греет все вокруг. Свежий ветерок дарует приятную прохладу. В нашем маленьком планерном городке время утренней трапезы. Проснувшиеся пилоты, рассевшись за столами перед своими домиками, прицепчиками и КУНГами не спеша вкушают прелести этого утра и запивают их ароматным, свежесваренным кофе. С утра у нас спешить не принято, да и некуда. Хороший прогрев и стабильные потоки будут только после полудня, поэтому время есть. А что может быть лучше утра на аэродроме? Теплого, летнего утра с его неторопливыми посиделками и разговорами? Все это размеренное действо не менее самих полетов важная и приятная часть планеризма.
Ой, чуть не забыл. Ага. Где Артем? Что там на батуте - пусто. У бассейна тоже никого. Значит детская площадка. Иду туда. Выходя из-за угла бани наблюдаю на площадке своего отпрыска, схватившего за грудки такого же, как и сам шпингалета и убеждающего его в том, что его, Артемова точка зрения на этот мир единственно верная. Оппонент видать не совсем с этим согласен, поэтому для пущей убедительности сынок периодически парня достаточно чувствительно потряхивает и грозным голосом вновь и вновь, что-то объясняет. Процесс убеждения к сожалению идет не совсем гладко, стороны практически равны в своих силах, поэтому противостояние имеет реальную перспективу перерасти в вооруженный конфликт с применением оружия индивидуального поражения в виде оплеух и зуботычин.

- Артем! В чем дело? Рявкаю я.

Кулаки разжимаются. Руки безвольно опускаются. Артем и его друг поворачиваются ко мне. Их глаза начинают излучать безмятежность и подчеркнутое миролюбие друг к другу. В доказательство своих дружественных намерений сынок даже заботливо поправляет своему визави измятую футболку.

- Мы тут с Вовкой… Что же они тут с Вовкой, Артем конечно сразу сообразить не успевает и возникает недвусмысленная пауза.

- Пойдем завтракать. Приглашаю я.

 

[Sergey 241]

Через пару минут он уже уплетает вкусные горячие блинчики изрядно сдабривая их прохладной сметаной. Так, что становится непонятно, что это? Блинчики со сметаной или уже сметана с блинчиками. С недавних пор сметана для него самое желанное лакомство. И если его не контролировать, то любое ее количество исчезнет с невероятной быстротой, как мед у Винни-Пуха.

- Папа, а ты знаешь, как называется завтрак на аэродроме? Спрашивает Артем.

- Как? Интересуюсь я.

- Стартовый завтрак! С видом знатока выпаливает он.

- Ого! Удивляюсь я. А откуда ты это знаешь?

- Вовка сказал. Как бы между делом, уплетая блины объясняет сын.

Вовка, это его лучший здешний друг. Дружба нисколько не мешает обоим периодически устраивать небольшие потасовки, которые заканчиваются громким ревом и морем слез.

- Здорово. Машинально вырывается у меня. А про себя думаю - хорошо, что они пока не знают, как называется ужин на аэродроме. И если уж подбирать слово реально описывающее то, что происходит вечером, особенно поздним, за столами на аэродроме, то никак иначе, как пьянка это действо не поименовать. Ну в крайнем случае тут можно применить популярное в последнее время понятие «пати». Несколько облагораживающее происходящее, но сути не меняющее. Выручает то, что в это позднее время и Артем и Вовка и все дети нашего аэродрома уже спят без задних ног и видят прекрасные авиационные сны. А дети на нашем аэродроме все общие. Существует даже такое понятие – «аэродромные дети». И если к тебе пожаловали эти аэродромные дети, то не принято разбираться чьи они. Необходимо их привести в порядок, переодеть если это требуется, накормить если голодные, дать вкусняшку и отпустить с миром, если они решили убежать по своим аэродромным детским делам. Поэтому, когда улетаешь надолго на душе спокойно, так как знаешь, что чадо твое не будет обделено вниманием.

А еще на аэродроме царит удивительно благожелательная атмосфера. Люди натерпевшиеся всякого в непростой, а порой и очень жёсткой жизни современных мегаполисов всеми силами стремятся оградить эту небольшую территорию душевного комфорта от непорядочности, коварства, хитрости в различных её проявлениях и других невзгод. Ведь это так естественно доверять, помогать и делать добрые дела не извлекая выгоды. А планерный спорт он как никакой другой требует объединения усилий и толкает людей навстречу друг другу. Помочь собрать планер, выкатить его на старт, пришвартовать и многое другое легче делать вместе. Поработать выпускающим, чтобы помочь товарищу угнездиться в кабине и потом отправиться в полет, побегать с тросом прицепляя планер к буксировщику не откажется даже самый именитый планерист. А полеты стаей в одном потоке? А байки вечером у костра? Все это очень сближает людей. А призрачный, легкий сумрак июньской белой ночи или звезды в темном небе на исходе лета? Они ведь в августе начинают падать. Все это только добавляет романтики в наши вечерние мероприятия. Каждый старается везде принять участие и ничего не пропустить поэтому самые любопытные и впечатлительные разбредаются с первыми петухами, а некоторые совершенно выбившись из сил порой засыпают там, где их эти силы оставили, не дотянув так сказать до родной полосы. В кресле за столом, в баньке и т.д. Но вновь встает рассвет, приходит новый день и все начинается сначала.



Я уже почти добрался домой. По Приморскому шоссе въезжаю в Санкт-Петербург. Впереди настойчиво маячит огнями башня «Лахта-центра». Уже совсем стемнело. Жизнеутверждающе и эпично звучат в салоне прекрасные голоса АВВА. «Thank You For The Music». Спасибо за музыку! А лету спасибо за то, что оно было, за прекрасный лётный сезон, за землю с высоты, блики солнца на крыльях планеров, восторг в душе и счастье от единения с воздушным океаном. За все спасибо тебе лето.

А мы будем ждать… Мы очень будем ждать следующий сезон.

Санкт-Петербург, сентябрь 2020.​