«Полет от Лондона до Манчестера (298 километров) (от нашего корреспондента) (Окончание, См. «Библиотека Воздухоплавания» N 9, 1910 г.)
На этом кончается рассказ самого Уайта. Нужно себе представить восторг ехавших на сигнальном моторе друзей Уайта, когда они при слабом утреннем свете увидели над собою на высоте каких-нибудь 100 футов (304,8 м - Г.Г.) силуэт аэроплана. Сигнальный рожок несущегося автомобиля ревел непрерывно, едущие на нем кричали все время, пока аэроплан не скрылся опять из виду. Сильнейшее возбуждение охватило и всю железнодорожную линию, когда сквозь расстилавшийся мрак над ней был замечен летящий аэроплан. По телеграфу в Манчестере было уже известно, что Уайт летит ночью, чтобы обогнать Полана.
Но в 4 ч 14 мин Уайт принужден был спуститься недалеко от железной дороги. Здесь ему пришлось простоять три четверти часа один-на-один со своим аэропланом, удерживая его руками от порывов ветра. Около половины шестого сюда стал стекаться народ. Поле оживилось.
Приехали сюда на автомобиле и друзья Уайта и сообщили ему, что Полан уже прилетел в Манчестер.
Окруженный толпою, которая сбежалась посмотреть на него, приветствовать его и пожелать ему успеха в соревновании с чужеземцем, и которая еще не знала о том, что для него состязание уже проиграно, Уайт вскочил на сидение аэроплана, чтобы его все видели, и провозгласил: «Полан уже в Манчестере! Да здравствует Полан!» Толпа сочувственно зааплодировала, отвечая приветствиями все-таки по его адресу.
Уайт мужественно принял поражение. Он сейчас же попросил листок бумаги и послал следующую телеграмму Полану:
«Пользуясь первой возможностью, чтобы послать вам мои поздравления с блестящим успехом. Искуснейший побеждает.
Грахам Уайт».
Спешить больше не было надобности. Прежде чем вернуться к Полану, скажем, что Уайт в этот день сделал еще попытку лететь отсюда к Манчестеру, но для этого пришлось ждать прекращения дождя и пуститься в путь только после 4 часов дня.
Снова стеклась огромная толпа к месту, где стоял аэроплан. Уайт легко поднялся в воздух. Но, пролетев всего три с половиной мили, он должен был опять спуститься на землю. От сильного дождя слишком намокли обтяжка нижней поверхности хвоста и парусина, сильно замедляя ход аэроплана. Тогда Уайт решил, что бесполезно пытаться лететь дальше, и спустился на землю.
Полан, которого мы оставили в Личфельде, успел даже соснуть, но не долго: - он знал, что вслед за ним вылетел из Лондона Уайт и, конечно, будет продолжать полет с рассветом. В 4 часа утра Полан был уже у своего аэроплана. Сюда ему принесли известие, что Уайт уже вылетел из Рода ночью и летит, чтобы обогнать его. Это стало сразу известно толпе, и послышались приветствия по адресу обоих авиаторов.
В тот момент, когда Полан занял свое место на аэроплане, какая-то девочка, лет 12-ти, стала перед носом машины и объявила: «Сейчас будет лететь здесь мистер Уайт; надо дождаться его и лететь с ним на перегонки». Присутствующие с трудом убедили ее, что Полан вовсе не нарушает условий состязания тем, что не ждет соперника.
Полан легко поднялся, несмотря на то, что для разбега место было узкое и не длиннее 120 ярдов (109,7 м - Е.Г.). В конце его имелся забор. Для раската потребовалось, однако, не более 60 ярдов (54,86 м - Г.Г.), и аэроплан пролетел достаточно высоко над забором. Описав круг, он полетел вдоль железной дороги. Через минуту со станции Личфельд помчался и специальный поезд с женою и друзьями Полана...
* * *
Между тем, в Манчестере, на заранее назначенной для спуска аэроплана равнине, задолго до рассвета, стала собираться толпа. В 3 часа уже знали, что Уайт пустился в путь ночью из Рода.
Далее прибывающие одно за другим известия о том, что Уайт пролетел над Рэчби, затем - над Уидоном, еще усиливают возбуждение толпы. Затем приходит известие, что Полан поднялся в Личфельде и летит, а сведений об Уайте больше не приходит. Между тем, он должен был пролетать над Личфельдом почти в тот самый момент, когда оттуда поднялся Полан. Дальше приводим сведения только относительно Полана. Вот он уже пролетел через Круему, остается какой-нибудь час. Через несколько минут толпа уже видит вдали на линии железной дороги маленький поезд, состоящий всего из одного паровоза и вагона. Это поезд, указывающий путь Полану. В толпе крайнее волнение: досада за неудачу соотечественника, некоторое чувство обиды за себя, но в то же время неудержимый интерес к исходу состязания и невольное сочувствие к победителю. Аэроплана над поездом долгое время вовсе не видно, но затем он как-то вдруг обрисовывается своими прямолинейными и прямоугольными очертаниями.
Толпа забывает уже о национальном соперничестве и вся отдается энтузиазму встречи. Толпа кричала ему и делала знаки, что надо повернуть к ней. Мало-по-малу его прямолинейный полет стал сменяться плавною кривою. Затем, остановив мотор, он стал спускаться на приготовленное место, быстро и ровно, как морская птица спускается на воду.
Как только аэроплан покойно остановился на земле, толпа ринулась к нему с такою стремительностью, точно она хотела растерзать Полана. Но она хотела только приветствовать его и выразить свой восторг и преклонение рукопожатиями, возгласами, комплиментами. Этот энтузиазм английской толпы, подавившей национальное самолюбие и чествовавшей француза-победителя, произвел на последнего такое же сильное впечатление, какое на нее произвел его артистический спуск на землю.
Через несколько минут Полан был уже в поезде, где его ждали жена, Фарман и друзья, и ехал в центр города, где его ожидал официальный прием.
Здесь будет уместно привести личные впечатления самого Полана во время его замечательного путешествия, напечатанные им в Английской газете, организовавшей состязание.
* * *
«... Я поднялся в воздух при состоянии атмосферы довольно неблагоприятном. Были частые перерывы и перемены ветра, и очень трудно было найти такую высоту, где я мог бы избавиться от этих помех полету.
Я пролетел над кладбищем Гэмстэд, где находился наблюдательный пункт «Daily Mail», и, убедившись, что меня заметили, направился к северу, к Манчестеру.
Не легкая задача лететь над Лондоном: он такой огромный и запутанный. Множество кварталов ничем не отличаются один от другого, железно-дорожные линии пересекаются во всевозможных направлениях в таком изобилии, что в них никак не разобраться. Хорошо, что я заранее изучил все характерные признаки плана города по карте и скоро разобрался, куда держать путь.
В течение всего пути от Лондона мне пришлось вести жестокую борьбу с ветром; порывы ветра не давали мне ни одной минуты покоя. Стоит взглянуть на диаграммы высоты полета, чтобы убедиться, что мне, то и дело, приходилось то подниматься, то опускаться на добрые 100 метров, чтобы найти более благоприятный слой атмосферы.
И было ужасно холодно. Резкий ветер бил прямо в лицо. К счастью, глаза у меня не болят от ветра во время полета, но по окончании его они страшно горят. После полета мне приходится делать частое промывание глаз, чтобы смягчить раздражающую боль.
Я летел без перчаток, потому что они создают ощущение связанности в руках, когда управляешь машиною. От этого к концу полета мизинцы мои совершенно скоченели и потеряли всякую чувствительность. Я уже долгое время летел на север, не видя нигде специального поезда, который должен был сопровождать меня. Наконец, я увидел его, узнав по условленным знакам: трое-кратному свистку и белой простыне, развевавшейся из заднего окна вагона. Убедившись в правильности полета, я стал насвистывать, напевать, кричать для собственного удовольствия. Другим это могло бы не понравиться, но на такой высоте я не мог оскорбить ничьего слуха.
Я уже приближался к Рэчби, когда меня застиг частый дождь, продолжавшийся минут двадцать. Полет под дождем не составляет для меня слишком редкого явления, он только очень неприятен. Дождь не помешал мне продолжать путь с достаточной скоростью, но он значительно убавил высоту моего полета.
Затем стало уже так темно, что необходимо было спуститься , - и тут наступил пренеприятный момент. Я спустился еще метров на 50 и увидел, что лечу над чем-то, похожим на фабрику с огромною трубою (это был пивоваренный завод, как объяснили мне позже).
Чтобы опуститься невредимым на землю, я предпочел поискать полянку и описав крюк, повернул обратно, в сторону, Лондона. Вдруг слышу, мотор остановился (иссяк весь запас бензина). Аппарат заметно падает. Что тут делать? - Подо мною фабрика со строениями; позади меня я заметил узкое огороженное поле с переплетающимися, как паутина, телеграфными проволоками на пути к нему. В такую минуту мысль работает с неимоверной быстротой - и во время спуска моего аэроплана я успел сделать еще поворот и перескочить через проволоки.
Я на земле. Я прозяб от холода и был очень рад согреться глотком из предложенной мне кем-то из прибывших фляжки. Дружественное внимание сбежавшихся сюда людей меня искренне обрадовало. Как сильно в англичанах спортсмэнское благородство! Ведь я состязался с англичанином, и, разумеется, все англичане хотели бы, чтобы победителем вышел он; но везде англичане оказывали мне всевозможные помощь и внимание.
В десять часов я лег спать, решив отправиться снова в путь с рассветом или даже до рассвета. Я спал, как убитый, пять часов и встал, сильно освеженный от вчерашней усталости, хотя еще оставалось ощущение, как будто я перед этим провел день в тяжелой физической работе.
Было еще темно, когда я добрался до огороженного поля, где стоял мой аэроплан. Мои машинисты (механики, неправильный перевод редактора - Е.Г.), Шаво и Мискароль, уже приготовили все к полету. Резервуар для эссенции позволяет мне брать запас ее в количестве шестнадцати галлонов (72,74 л - Е.Г.).
