Мазурук И.П., Лебедев А.А.
«Летчики-испытатели Аэрофлота» Лыжонок, ракеты и труба
Тормозами для Ли-2 моя «арктическая одиссея» не закончилась. Прошло не так уж много времени после нашего возвращения в Москву, и снова меня вызывает А. Е. Голованов:
- Вот что, Лебедев... Ты - летчик опытный, а тут подвернулась работенка... Как раз для тебя.
- Всегда готов помочь полярникам, - расплылся я в улыбке.
- Подожди улыбаться-то, - Голованов нахмурился. - Дело не простое. Управление Полярной авиации предъявило нам на испытания самолет
Ил-14 с доработками КБ. А «изобрели» они
лыжное шасси, пороховые ускорители и устройство аварийного слива топлива. Сам понимаешь: для Арктики и Антарктиды такая машина нужна позарез.
- Опять в Антарктиду слетаю?
- Нет, Лебедев. Испытания будете проводить в Арктике и частично в Москве. Экипаж и ведущий инженер - наш, из ГосНИИ ГА в испытаниях участвуют инженеры КБ УПА во главе с Леонидом Алексеевичем Хохловым. Вы, кажется, друзья!
- Еще бы... Тормоза испытывали.
- С программой испытаний вас познакомит Валерий Александрович Смолин. С богом!
...Я вышел от Голованова, огляделся. Было начало марта, но весна запоздала и крепкий морозец пощипывал щеки. Заснеженный аэродром искрился под солнцем. Значит, опять Арктика. А хорошо бы - и Антарктика.
Мне вспомнились полеты на шестом континенте. Попал я туда в составе летного отряда второй Советской Антарктической экспедиции. Командовал отрядом Петр Павлович Москаленко, замечательный, удивительный летчик... Антарктида быстренько дала всем нам понять, что это не Арктика. И потому относились мы ней с полным нашим уважением и осторожностью. Да и то - опыт полетов над ней почти нет, места неизведанные, станции разбросаны по пустыне на тысячи километров друг от друга...
Я ждал в Мирном известий от Москаленко. Он ушел на Ли (в колесном варианте) на Пионерскую. Если этот полет удастся следом вылетаю и я - на Ил-12 и тоже на колесах. Но...
- Командир, - окликнул меня радист Петр Бойко, - Москаленко дает отбой. Можно идти обедать.
- Почему?
- Говорит, что ВПП не выдержала...
- Идите в столовую, а я подожду их возвращения. Бортмеханик Валентин Ананьев прогрел кабину нашего Ил-12, поставил чайку. В разговорах быстро пролетели полтора часа, и мы увидели заходящий на посадку Ли-2.
- Да-а, Саша, - Москаленко был благодарен нам за приглашение на чай и теперь блаженствовал, - и факир был трезв, а фокус не удался. Сели хорошо, дай, думаю, порулю до конца полосы. И... провалился. Не держит Антарктида колеса. Так что на Ил-12 только в оазис Бангера сможем летать, на фотосъемку, да немножко на ледовую разведку.
- Лыжи нужны, - сказал я. - Да еще неизвестно, хватит ли мощности движков на куполе, чтобы взлетать...
- Вот-вот, - кивнул головой Москаленко. - Еще ускорители тебе подавай... Истребитель нашелся.
...И вот я стою у границы аэродрома в Шереметьево, и судьба всего, о чем мы когда-то мечтали, в моих руках. Ну что ж, попробуем...
Наутро, посоветовавшись с экипажем, решили сэкономить труд и время, встать на лыжи в Шереметьево и взлететь с обочины бетонной ВПП. Сорокасантиметровый слой снега на летном поле манил нас своей белизной и доступностью. Уложили вещи, закрыли двери.
- Максимыч, - даю команду бортмеханику Подколзину, - запускай моторы!
Однако уже на рулежке понял, что взлет будет тяжелым.
- Шереметьево, я - борт 476. Прошу взлет.
- Взлет разрешаю.
- Максимыч! Взлетный режим!
Ил-14 тяжело начал разбег. Скорость растет медленно, да это и понятно - снег глубокий.
- Штурман, скорость?
- Восемьдесят!
Штурвал я уже выбрал полностью на себя, но скорости явно не хватает.
- Штурман!
- Восемьдесят!
Граница аэродрома неотвратимо наплывает на нас. Убираю газ обоим двигателям. Пока рулим назад, советуюсь со своим вторым летчиком Львом Пекарским:
- Если начнем разбег на номинале, передняя нога будет меньше зарываться, а когда поднимем ее - дадим взлетный, а?
- Попробуем, - соглашается Пекарский.
Разбег, скорость восемьдесят и... все. Убираю газ и заруливаю на стоянку.
- Что ж, братцы, - в моем голосе наигранная веселость, которая противна самому, - будем считать, что часть испытаний по глубокому снегу мы провели. Как видите, передний лыжонок зарывается в снег и сила тяги двигателей на скорости восемьдесят километров в час уравновешивается сопротивлением передней ноги. А нам нужна скорость для взлета не меньше ста двадцати...
- Спасибо за лекцию, - вежливо благодарит бортмеханик, - я понял, что мы, механики, можем начинать «переобувать машину».
- Вы верно поняли, - соглашаюсь я. - И чем быстрей, тем лучше.
- Быстрее было бы на колесах взлетать, а не мудрить тут...
Через два дня приземляемся в Амдерме на бетонной ВПП. Зарулили на лагуну, где укатана полоса для самолетов с лыжами. Мы, летчики, свое дело сделали, теперь снова слово за механиками - ставить Ил-14 на лыжи.
- Ну, - бодро информирую Подколзина, - мы поехали устраиваться на ночлег.
- Моя койка - ближе к двери, - диктует условия Максимыч.
- Заметано...
Выходим из самолета. Хохлов скептически оглядывает машину:
- Правильно летчики говорят: если самолет хорошо рулит – он взлетит. Ли-2, Ан-2 нос кверху держат и взлетают свободно. А этот, с передней ногой, нас с тобой еще помучает...
Ах, Хохлов, Хохлов, надо же было тебе пророчить! На следующий день переобутый в лыжи самолет весело катил по спрессованному ветрами снегу и выбрался на ВПП.
- Амдерма, я - борт 476, прошу взлет.
- Взлет разрешаю.
- Максимыч! Взлетный! . Самолет легко набрал положенные 120 км/ч, беру штурвал на, себя, нос плавно поднимается, и мы - в воздухе. Скорость нарастает, я только собрался было свободно вздохнуть, как сильный хлопок заставил тревожно дрогнуть указатель скорости. Она резко стала падать, Ил-14 клюнул вниз... Штурвал на себя... Выбираю триммер...
- Максимыч! Номинал...
Осторожно продолжаю набирать высоту, самолет слушается рулей хорошо, но триммер руля высоты взят слишком «на себя» и скорость намного меньше, чем должна быть при нынешнем режиме работы двигателей. Когда наскребли 200 метров высоты, послал бортмеханика осмотреть лыжи через иллюминаторы пассажирской кабины. Хохлов задумчиво трет пальцем переносицу.
- Твое мнение, конструктор? - в моем голосе особой любезности нет.
- Наверное, что-нибудь случилось с передним лыжонком. Он стабилизируется в нормальном положении аэродинамически. Видно, я чего-то не учел, он мог встать вертикально...
- Основные лыжи в нормальном положении, лыжонок не виден, ненормальностей в работе матчасти нет, - констатирует Подколзин.
- Пройдем пониже над командной вышкой и покажем диспетчеру наш .»живот», - бросаю я Пекарскому. Тот спокойно соглашается, и его спокойствие вдруг возвращает в кабину нормальное рабочее настроение.
- Амдерма, я - борт 476, лыжи не убираю, пройду над вами. Посмотрите, что у нас не в порядке.
- Вас понял, жду.
Снижаюсь до тридцати метров, жмусь к вышке...
- Борт 476, основные лыжи - в нормальном положении, передний лыжонок висит носком вниз.
- Вас понял. Мы так и предполагали.
- Что от нас требуется? Чем можем помочь?
- К моменту посадки приготовьте санитарную и пожарную машину, и трактор, на всякий случай. А мы пока полетаем.
- Выполняем...
Передаю управление Пекарскому, пусть походит по кругу, а сам выбираюсь в салон. Хохлов с Подколзиным ждут меня.
- Так садиться нельзя, - главный конструктор убеждает меня, будто я с ним спорю. - В лучшем случае, снесем переднюю ногу...
- А на худшее я и сам не согласен, - останавливаю я его. - Что делать-то будем, мыслители?
- Я тут прикинул один вариант, - Хохлов взглянул на Подколзина, - надо разобрать пол над лыжонком. Лопата у нас есть, Иван Максимыч?
- Есть, - недоуменно пожал плечами бортмеханик. - А зачем?
- Будем работать ею как рычагом. Вправлять лыжонок на место...
- Лопата есть, только сначала до него добраться надо, - цедит сквозь зубы Подколзин.
- Вот ты и доберись, - прошу я. - Только побыстрей, топлива-то мы немного взяли.
Правы, ох, как правы наши предки, которые утверждали, что самое трудное в жизни - ждать да догонять. Круг за кругом выписывает наш Ил-14 над Амдермой. На борту все в порядке, да и на земле тоже, если не считать машин «скорой помощи» и пожарной, приткнувшихся у ВПП.
Струя холодного воздуха ворвалась в пилотскую кабину как сигнал, что настал решающий момент. Сквозь шум воздушно-ледяного потока я слышал спор инженеров о каких-то своих технических проблемах. Когда бортмеханик вернулся на свое место, я с удивлением заметил, что его не было всего тридцать четыре минуты. А мне-то казалось, что Подколзин отсутствовал гораздо Дольше. Я оглянулся. Хохлов стоял в проходе, упершись в совок, а рукоятка лопаты исчезла в утробе фюзеляжа. Он медленно кивнул на мой вопросительный взгляд и, будто чего-то испугавшись, крикнул:
- Заходи на посадку, я его держу!
И точно, самолет будто облегченно вздохнул, скорость стала расти. Я установил триммер в нормальное положение.
- Амдерма, я - борт 476, прошу посадку.
- Семьдесят шестому посадку разрешаю, - эхом тут же откликнулся диспетчер, и я понял, в каком напряжении держит наш полет людей и на земле. - Исправили?!
- Сядем - узнаем.
До полосы немногим более километра. Оглядываюсь на Хохлова. Он поднимает большой палец. Осторожненько притираю Ил-14 на снег, нос опускается... Все! Хохлов, улыбаясь, обнимает лопату прижимает ее к груди и нежно целует. Делаю вид, что не вижу этой сцены, а занят с бортмехаником:
- Иван Максимыч! Прилетели. Выключай моторы! Когда затих шум винтов и сверкнув серебристой пылью ушли «скорая», и «пожарка», поворачи