Июнь 2011 года
Очередные насыщенные летные выходные. И опять не пишу никакую техничку — не считал, потому что летал много, и в небо смотрел только для определения погоды: можно или нельзя подниматься в воздух. Распишу только налет: общий составил 36.57 ч, самостоятельный 17.37 ч.
В прошлый раз хотел рассказать про неожиданный страх облаков. Вот, делюсь.
Катал пассажира, уже вечером. Летим с ним на трехстах метрах (максимально разрешенная в нашем районе высота, которая определяется Шереметьевским аэроузлом, точнее — пролетающими над нами пассажирскими лайнерами), и, вдруг, я замечаю, что до облаков рукой подать. Редкое везение — первая половина лета, и такие низкие вечерние облака! В какой-то момент мы оказываемся прямо под облаком, и я могу разглядеть всю его фактуру: разметанные ветром края, густая, сероватая середина. И вся эта красота проносится мимо нас со скоростью ста километров в час! Точнее, конечно, проносимся мимо нее мы, но мозг таких вещей не понимает: он привык к другой картине мира, где движутся облака. И если они движутся с такой скоростью, то беда, надо бежать и прятаться, ибо это уже ураган какой-то. Друзья, вот тут я струхнул. Надо же, всю дорогу мечтал о такой возможности подняться над облаками, и вдруг почувствовал такую неуверенность, какую чувствуешь, глядя вверх с балкона, наполовину высунувшись наружу. Спину противно защекотало. Плюс к этому, я, вдруг, представил, что залезу туда, наверх, и эти облака загородят от меня землю, я потеряю все ориентиры! На мое счастье, официальный запрет подниматься за триста метров избавил меня от необходимости немедленно что-то делать. Пятнадцатиминутная прогулка подходила к концу и я повел машину вниз, на посадку.
Приземлившись, приятель того парня, что летал со мной, вылезший из соседнего аппарата, с восторгом демонстрировал кадры полета над облаками: Сергей, второй пилот на нашей площадке, в отличие от меня, возможности не упустил, и немного нарушив запрет, на минуту поднялся выше и пролетел над облаком, нырнув потом в одну из дырок. Мне стало стыдно...
Чуть позже, я подошел к Косте с этой новой для меня проблемой. Костя только махнул рукой: «ничего, у меня тоже такое было, потом прошло». Значит, в следующий раз «пилот Басенок Виталий Михайлович» займется очередным маленьким преодолением себя, и будет привыкать к облакам.
Но это были еще прошлые выходные. А на этих меня ждало более приятное зрелище иного рода: недалеко от нас есть площадка воздушных шаров, откуда они целыми группами стартуют по выходным, и плывут по ветру величавыми разноцветными бутонами, или семенами гигантского одуванчика, будто ищущими новой земли, где расцветут весной новой жизнью. И вот я летал с пассажирами, приближаясь к этим красавцам, мы махали им руками. В ответ из корзин воздухоплаватели махали нам тоже. И такое это было необычное ощущение близости людей, причастных к Небу, что словами не передать!
В воскресенье с утра, когда уже приехал Костя и откатал единственную раннюю пассажирку, я подошел к аппарату. Но, как я писал в прошлый раз, летать одному не так интересно. Рядом топталась компания из двух парней и двух девчонок. Они увидели аппараты и подъехали посмотреть что тут и как. Но денег полетать не было, поэтому они скромно стояли в сторонке. Мне такой жадный до неба взгляд знаком, я тихо спросил у Кости как он отнесется к тому, чтобы я сделал один кружок с кем-нибудь из этой компашки. Костя не возражал, я подошел к ребятам, и предложил взять кого-то с собой. Один из них выступил вперед.
Я прокатил человека, и, друзья, вы бы видели его глаза! Это взгляд, ради которого я пою со сцены людям, ради которого я занялся покатушечными полетами. Этот восторг нового взгляда на мир, смешанный с преодоленным страхом оказаться беспомощным в неизвестной среде! Что на сцене, что в небе — везде живешь этими эмоциями.
Потом приехали друзья. Ну, про Сережины восторги я умолчу — кому интересно, прочтите в его ЖЖ. Так люди открывают для себя Небо, и я эту картину наблюдал уже не раз. Да что там, давно ли сам таким был! И таким ли уж прямо «повидавшим виды» стал
🙂. А с Мишкой мы вообще слетали полноценную учебную двадцатиминутку. Не могу сдержаться. Понимаю, что по меркам «серьезной авиации» то, что я делал — непозволительное хулиганство, но уж очень хотелось поделиться с Мишкой этим вот ощущением полета, творящимся своими руками. А Мишка молодец, схватывает потихоньку. Кстати, необходимость после полета устраивать разбор, объяснять поведение машины, структурирует и меня тоже: полезно, бывает, оформлять словами вещи, которые понятны по наитию.
Кстати сказать, в субботу Кости на аэродроме не было совсем, поэтому весь летный день я отвечал сам за себя. С утра сам ставил крыло, сам облетывал машину, сам вечером разбирал аппарат, а следующим утром собирал вновь. Прямо скажу, ни разу в жизни я не был более внимателен и собран, чем в эту субботу. Три раза я обходил аппарат полностью (!). Если находил хотя бы малейший намек на возможную проблему, после устранения вопроса я заново проводил полный осмотр. И только на третий раз, не найдя ничего, что могло бы вызвать у меня подозрений, я осмелился взлететь. Небо ошибок и недосмотров не прощает.
Увы, убедиться в этой истине я смог уже в воскресенье вечером. Шел дождь, и только Костя продолжал полеты, работая с учениками. И вот конец летному дню, я попросился у Кости покатать напоследок двух своих, приехавших отмечать день рождения. Костя посмотрел на дождь, подумал, и решил, что мне лучше не лететь. Полетел сам. Последний вылет был с моим троюродным братом Сережей, приехавшим снимать репортаж для поступления во ВГИК.
Мы сидели в комнате отдыха, когда в окно, размахивая руками, постучали: «скорее, там надо помочь убрать крыло!» Выйдя на улицу, я увидел дикую картину: на обочине дороги, немного не дотянув до полосы, лежал на боку дельталет, сломанное крыло нелепо глядело левой консолью в небо. Все бросились к аппарату. К тому времени, как мы добежали, и Костя и Сережа уже благополучно выбрались, отделавшись парой синяков. Выяснилось, что у Кости оборвался тросик газа. До полосы им не хватило каких-то ста метров...
Я потом прошелся по следам. Костя сделал то, чему учил нас, своих курсантов: нет запаса высоты — при любом отказе максимально гаси скорость и садись прямо перед собой. К моменту столкновения с насыпью, скорость была, по прикидкам, 30-35 км/ч, и весь удар приняла на себя конструкция, чем спасла пилота и пассажира от травм.
Я такое видел первый раз. Знаете, что самое ужасное? Летать все равно хочется. Все это только сподвигает на то, чтобы удвоить, утроить бдительность при пред- и постполетных проверках, быть готовым ко всему во вермя самого полета.
И еще одно. Ведь там мог лететь я — если бы Костя не принял решения, что летит он. Эта трусливая мыслишка весь день крутится в голове, и я думаю о том, как бы повел себя в этой ситуации? Нашел бы в себе силы сажать машину прямо в сторону насыпи, зная что столкновение неминуемо, или испугался бы, и отвернул в сторону поля, где нас разметало бы на куски, ибо маневр явно был невозможен? Или дал бы крыло вверх, и, потеряв остатки скорости и подъемной силы, плюхнулся бы с большой высоты на то злополучное поле? Что ж, придет время, она и меня поймает. Надо просто быть готовым, это все, что я могу сделать. Летать, летать и летать — как можно больше. Успеть как можно лучше приготовиться к такому коварству. Тут без вариантов, как говорили моряки времен великих географических открытий, «плавать необходимо, жить не так уж необходимо». Небо, такое манящее небо — оно не только в красивых облаках. И даже не только в болтанке, с которой приходится бороться. Оно еще и в этом, покореженном, перевернутом аппарате. Страшно, друзья. Чувствую себя распоследним трусом, но не летать уже не могу. Конечно, таких случаев приходится один на десятки тысяч благополучных вылетов, но это статистика в пользу пассажира — не в пользу пилота. Придется научиться быть осторожным, и летать надежно. А что мне еще остается? Я хочу быть живым, и, если что, суметь так же как и Костя хладнокровно спасти пассажира и себя. И я этому научусь.
Ну и под конец, чтобы стало немного повеселее, вот вам фотка меня — в моей форменной куртке. Жаль, с резкостью у подвыпившего фотографа были проблемы
🙂.