И даже не экстремал, а трусливый, осторожный и уверенный в безопасном исходе многократно продуманных, поэтапно и последовательно проведенных экспериментов. Чтобы что-то "изобразить" постепенно подходил к этому, нащупывая малейшие признаки приближения опасной границы. Конечно, есть риск, но то, что я еще на форуме говорит о чем-то. А кто ждет, что недолго ему выкабениваться скажу - не дождетесь! Вовремя завяжу с этим. Можно сказать - уже. А самолетик хоть и не пилотажный, но для души пойдет. Свалить и стукнуть о землю его надо постараться.
Немного лирики.
Он получился и по характеру и по внешнему виду чем-то похожим на меня, таким же небольшим и толстовато неуклюжим, с таким же носом-картошкой и с такой же выпуклой лысиной на голове-фонаре, иногда таким же импульсивным и вспыльчивым, но быстро отходящим и, как ни в чем не бывало продолжающим спокойно лететь, или покорно ждать долгих пять дней следующих бурных выходных. Но, несмотря на это он оказался неплохим посредником между мной и небом, моим металлическим продолжением, способным опираясь на упругие струи встречного потока, дать почувствовать нам обоим все величие полета. Понимает меня без слов, как мысли мои читает. Только мелькнет в голове желание изобразить, что-нибудь такое, а он уже рулями подергивать начинает, как бы пробует силу потока и оценивает, сможет ли сделать то, что я захочу. А если все же заставлю делать то, что не любит, не хотел или не готов был делать, так весь затрясется и загремит в знак протеста и неудовольствия. Или вообще не среагирует на мои мысли, которые ему не нравятся. Или на мысли, которые не сможет выполнить или, которые могут привести к непоправимым последствиям. Он никогда не нырнет носом вниз, если почувствует, что я сомневаюсь в достаточности высоты для последующего вывода из очередного опасного пируэта. Сразу после взлета он покажет своим задранным носом, закрывающим макушки деревьев на границе летного поля и своей вялостью, что еще рано начинать делать бочку. Он не глуп, чтобы, не показав свою готовность позволить выполнять что-либо, особенно, опасное для нас обоих. Но у него есть характер, гордость и есть терпение. Он не будет долго предупреждать об одних и тех же ошибках и, однажды, просто, устав или обозлившись, позволит перейти не всегда зримую роковую черту, из-за которой возврата уже не будет. Как бы я, а потом и он, вдруг пронзенные от мозга до кончиков крыльев, как молнией, осознанием того, что натворили, и уже мы вместе с ним не старались выйти из этой, может быть не первой, но ставшей вдруг последней опасной ситуации, исход которой в авиации один – глухой удар о давно и терпеливо ждавшую зарвавшегося лихача и его обреченного друга, родную и такую прекрасную сверху, но в этот момент страшную и безжалостную землю, удар, извещающий о том, что вот и следующая влюбленная в небо пара резко сменила форму существования, оставшись вечно парить в прошлой их жизни, памяти друзей и близких.
Думал подарить его, но боюсь убъются. Лучше разберу.